Хотя в этом сообщении не было ничего веселого, пусть это удивительно, но оно выглядело в своей идеологической высокомерности слегка смешным. В эпоху «Маяка» я ни разу не слышал, чтобы хотя б одна песня «Кино» прозвучала по радио. Эра FM-станций была впереди. Мы сидели на УКВ. У нас, советских, и волны были свои, немного «сдвинутые» - по шкале приемника.
Высоцкий, а со временем рок-кумиры - «Машина времени», «Аквариум» «ДДТ», «Алиса» и «Кино», - все это были «магнитофонные» короли. Официальные СМИ их игнорировали. Советское радио шутить не любило, и было понятно: случилось ужасное и трагическое событие.
Через год приблизительно такими же голосами сообщали о путче ГКЧП и также было понятно - что-то ужасное. Это, вероятно, последнее сообщение «в таком тоне». Через короткий промежуток времени дикторы освоили разговорный жанр, игнорируя функцию транслятора идеологически просеянной информации. Эфиры заполонили беззаботно болтающие ди-джеи.
Впервые я услышал цоевские песни - «Когда-то ты был битником» и «Мои друзья» - в 1985 г. На чужой кассете, после песен «Аквариума». Запись была плохая. Мы думали, что это тоже «Аквариум», но ранний. Тексты были более простые, а мелодии намного интереснее, чем музыка Гребенщикова...
Уже позднее стала известна легендарная история, что Борис Борисович услышал Цоя в электричке. БГ - был уже БГ. Слова Гребеня: «Первую вещь я не запомнил, а вторая была уже «Мои друзья идут по жизни маршем и остановки только у пивных ларьков...» У меня появилось ощущение, что я достал со дна моря запечатанную амфору и раскрыл ее». Определенная похожесть стилей «Аквариума» и «Кино» заметна в первом «киношном» альбоме - «45». Это понятно - музыканты «Аквариума» помогали Цою в записывании...
Где-то в году 1986, мой приятель притащил чистейшую запись альбома «Это не любовь» - «Кино». Был у него там какой-то знакомый в Питере.
С одной стороны, темы переплетались с темами обычной поп-музыки: пришла - пошла, любовь - нелюбовь... Но сама интонация была очень интересной, альбом можно было слушать без перерыва. Что мы и делали. Что-то там было упорное, искреннее, легкомысленное и даже наглое: «Уходи, но оставь мне свой номер, я, может быть, позвоню, но вообще я не знаю, зачем мне нужны эти цифры... Уходи, оставь телефон и иди!». Лиризм автора смешивался с незлым цинизмом. Но и в том, и в другом случае герой песен был органический и вызвал симпатию.
Фирма «Мелодия» выпустила пластинку «Ночь» (1986). Там продлевались подростковые темы: гуляние ночами с кассетником («Видели ночь, гуляли всю ночь до утра»), бодро-бойцовские («Доброе утро, последний герой»), тонко-метафорические («Деревья, как звери, царапают темные стекла»), и, конечно, танцевальные («Просто мы хотим танцевать»).
Эффектный выход Виктора Цоя в финале фильма «Асса» перед стадионом с песней «Перемен», где в ответ «электрическому» драйву его голоса зажглись десятки тысяч свечек, привел к осознанию страной Советов, что появилась новая супергруппа. Это было прозрением и для его почитателей. Произошло это в 1987.
В 1988 г., будучи студентом, я находился на практике на МКТС - на доблестном Московском комбинате твердых сплавов. Там, в Москве, мы впервые собственными глазами увидели, что такое Новый Арбат. То, чем в дальнейшем станет в Киеве Андреевский спуск: художники, музыканты, мигание, уличная клоунада. Все это было целиком необычно на то время.
Я часто пропадал на Арбате - уличная богемная тусовка пленила меня. Был там один довольно популярный мальчуган, маленький, кудрявый. Хриплым, сильным голосом он выдавал разные пародии, вызывая у аудитории благодарный смех. Например, на мелодию шлягера Джо Дассена он горланил: «Тише, Танечка, не плачь, не утонет в речке мяч... Мяч, дура, вообще не тонет!». Или: «Наша служба и опасна, и трудна, и на первый взгляд как будто... не нужна...».
Однажды исполнитель комических куплетов вдруг запел вещь, в припеве которой зачарованно звучали строки - «Между Землей и Небом - война. И где бы ты не был, что бы ты ни делала - между Землей и Небом - война».
Присутствующие зрители хором подхватили припев. Такого успеха кудрявый еще не имел! Он быстро ощутил определенное преимущество и даже тронулся в поход по Арбату. «Где-то есть люди, для которых теорема верна, но кто-то станет стеной, а кто-то - плечом, под которым дрогнет стена...».
Куплеты были наполнены символами борьбы старого с новым, что во времена Перестройки было более чем актуально. Но припев выводил эту «актуальность» на всемирный уровень борьбы Тьмы и Света.
Припев был настолько сильный и заводной, что те, кто его пел (в том числе и я), образовали колонны, марширующие по проспекту. Только мальчик исполнял куплет, толпа ждала нужного момента и снова самодеятельно выводила: «Между Землей и Небом!!!» Это звучало гимном. Нам это нравилось, и мы спели вещь неоднократно. Нас захватила эта мощность произведения, увеличенная от массовости. Что-то в этом было от священнодействия.
Когда мы разошлись, решили выяснить, кто все-таки автор шедевра? Неизвестно. Я решил, что - вследствие сложной метафоричности - это свердловская группа «Наутилус-Помпилиус», которая уже гремела на весь Союз. Они «дотянули» до Гребенщикова по поэтической образности, но были сильнее в мелодиях.
От Цоя такого не ожидал никто! Однако альбом «Группа крови» буквально ошеломил молодежную публику! После дворовых подростковых текстов абсолютно неожиданно голос Цоя зазвучал философски и даже мифически.
Помню, я слушал в плохой записи этот альбом у приятеля дома и нас восхитили строки в «Легенде»: «Нет слова жизнь, есть любовь и есть смерть. Но кто будет петь, если все будут спать? А смерть стоит того, чтобы жить, а любовь стоит того, чтобы ждать». Это была настоящая поэзия!
Традиционно советские рок-группы считались слабенькими относительно упаковки: синтезаторы, аранжировки, звучания - все это уступало западным образцам и было почти на любительском уровне.
Как-то я шел в родном институте и услышал по радио музыку: сильное гитарное вступление, умело подхваченный электронными пассажами синтезатора. «Ведь могут западные команды! Не то, что наши кони!» - с досадой подумал я, считая, что это очередной «забугорный» хит. И каким же было мое удивление, когда после забойного вступления послышался голос Цоя: «Мы хотим видеть дальше, чем окна дома напротив, мы хотим жить - мы живучи, как кошки» вот это да! И рефреном - «Дальше действовать будем мы!»
«Мы» - это молодежь! Пока «вы» - «старье» - «не угробили весь этот мир». Консервативные «застойные» родители должны были уступить местом чадам. Ведь те - кроме матери и отца - еще и были Детьми Перестройки.
Альбом «Группа крови» и по смыслу, и по форме стал наиболее значительным явлением рок-музыки 1988 года.
Телепрограмма «Взгляд» тихонько (чтобы не получить взбучки) пригласила новых рок-звезд к себе в эфир.
Фильм с Цоем в главной роли, «Игла», был довольно посредственным. Но присутствие в нем Виктора (то же самое было с фильмами «Взломщик», где играл Константин Кинчев и «Начни сначала», где играл Андрей Макаревич) приводила к кинотеатрам толпы.
Здесь Цой продолжал лепить образ бойца, который владеет и вдобавок модными восточными единоборствами. Соцартовский фильм, пародирующий развал социалистической действительности, подогреваемой криминалом и наркотиками, стал блокбастером. Там сохраняет спокойствие и реально борется с гадами герой-одиночка. Он вытягивает девушку из клоаки наркотической зависимости, он старается ее вырвать и из гнилого окружения («воплощенный порок» - панк-звезда Петр Мамонов). Но терпит фиаско. Чтобы отомстить, блатной на вид тип подло пырнул его ножом, попросив закурить. Однако герой поднялся с колен, медленно подкурил сигарету и еле-еле пошел дальше. Кадр - фиксируется. (Как в боевике «Кулак гнева» - с Брюсом Ли, которого любил и которого в какой-то мере наследовал Цой). Картина становится культовой: окровавленный снег и вдали - непокоренная фигура в черном, будто бинтом, укутанная пургой. И все это под гипнотические строки: «Группа крови на рукаве, мой порядковый номер на рукаве, пожелай мне удачи в бою...»
Герой Цоя стал масштабной, мифической фигурой. Он борется и по Горизонтали - с конкретными бандитами и наркоторговцами, но и помнит о Вертикали, где происходит Вечная Битва. Он свою борьбу из бытового уровня проецирует на фон Вечности, зная, что за конкретными людьми стоят космические полярные Силы.
Подросток превратился в бойца! Площадка, где длится битва, - это Город. Но это уже не Питер, как в его ранних альбомах. Это - ВСЕ ГОРОДА.
Это преобразование укрепляет последний прижизненный альбом Цоя - «Звезда по имени Солнце». «Городу две тысячи лет и две тысячи лет - война, война без особых причин. Война - дело молодых, лекарство против морщин». Вечный боец «знает, что так было всегда», но «он способен дотянуться до звезд и упасть, опаленным Звездой по имени Солнце...». В альбоме намного больше горечи, чем в предыдущем, но он прекрасен.
«Кино» становится очень модной. Их приглашают за границу. Во Франции Цой и написал самую трогательную песню этого альбома «Я сижу и смотрю в чужое небо из чужого окна и не вижу ни одной знакомой звезды... Но если есть в кармане пачка сигарет, значит все не так уж плохо на сегодняшний день...». (Ее перепели украинские «ВВ» - в сборнике 2000 г. - «Кинопробы»).
«Кино» - популярнейшая рок-группа Союза среди своих сильнейших конкурентов - «Нау», «ДДТ», «Алисы», «Аквариума» и неувядаемой «Машины времени».
Цой «дорос» до официальной «Утренней почты» с Юрием Николаевым. Телепрограмма была посвящена авторам-исполнителям (роль которых до рок-движения играли барды).
Цой, как всегда, в черном, вытянув ноги, стыдливо улыбался и молчал. Николаев цеплялся: «А вы всегда такой молчаливый?» - «Сколько я себя помню - я всегда был молчаливым, - отвечал музыкант. - С детства» - «Ага, итак, у вас с детства такой образ» - обрадовался Николаев. - «Да не образ, я просто молчаливый, - обиделся Цой. - Понимаете?» Юра не понимал...
В 1989 я видел «Кино» на сборном концерте в киевском Дворце спорта. Он исполнил пять песен. Голова традиционно гордо отброшена назад. Между песнями почти нет перерыва. После каждой он говорил: «Спасибо». А на последней прибавил: «До свидания». Всего - три слова. Но и этого было довольно, чтобы публика неистовствовала, заведясь от могущественной энергии его песен.
Последний альбом, который вышел уже после смерти Цоя, назвали из-за цвета обложки - «Черный». В этом диске было разочарование в романтике 1980-х. И общая безысходность: «Здесь в сено не втыкаются вилы, а рыба проходит сквозь сеть...»
Абсолютно дико в свете гибели певца там звучала песня «Будь осторожен»: «Сегодня кому-то говорят: «До свиданья», завтра скажут: «Прощай навсегда»... Будь осторожен, следи за собой.... Кто-то, выйдя из дома, попадет под машину... Следи за собой...».
Перед глазами возникал чуть ли не клип на эту беспощадную песню, продиктованную Судьбой.
Утро. «Москвич» Цоя двигается по Рижскому шоссе, набирая скорость... «Будь осторожен, следи за собой...». Водитель засыпает за рулем. Авто на полном ходу сталкивается с автобусом... «Будь осторожен, следи за собой...».
Но по всей стране заиграла другая пророческая вещь - «Кукушка»: «Песен еще ненаписанных сколько, скажи, кукушка, пропой. В городе мне жить или на выселках камнем лежать, или гореть звездой?». В скором времени начались пронзительные прощальные концерты рокеров под неизменную «Кукушку», которая так мало накуковала нашему рок-герою.
Я с таким же самым настроением, как на этих концертах, плыл августовской ночью 1990 года на катере из Коктебеля в Феодосию. В наушниках звучал любимый голос: «Дом стоит, свет горит, из окна видна даль, так откуда взялась печаль?» И горящие огни ночного города расплывались сквозь слезы....
«Время есть, а денег нет», «Алюминиевые огурцы», «Солнечные дни» - мне потом стали более близки и его самые ранние вещи. Но все его произведения не исчезли. Уже столько после того появилось и растворилось хитов, а его песни не надоедают.
Думаю, им присуща какая-то странная чистота. У Цоя абсолютно «здоровые» тексты. Рок-исполнители почти всегда старались эпатировать публику. Это они кажутся то борцами, то хамами, то разрушителями, хвастающими распущенностью, это они - плакатные революционеры. Но общество изменялось, и социальность теряла остроту, кич казался навязчивым, крикливость раздражала.
Конечно, сила и в колдовстве его голоса. Но образ, который видишь в песнях Цоя, - естественный и чистый. Как в проявлении силы, так и слабости. Как в его юношеском «Дереве»: «Я посадил дерево... Я все свое время провожу рядом с ним... Мне кажется, что это мой дом. Мне кажется, что это мой друг... Мне с ним радостно, мне с ним больно... Мне кажется, что это мой мир. Мне кажется, что это мой сын...».
Он не боялся казаться смешным в глазах ровесников. Оголить свою одинокость и свою уязвимость. И в этом видна его смелость как поэта. И созданный Цоем Вечный Боец и Подросток всегда будет находить сочувствие. Ведь они живут в каждом из нас.
«День» №150, пятница, 19 августа 2005
(перевод: PECHAL)
