— Вы долго раздумывали над тем, чтобы приехать в Коктебель (БГ стал хэдлайнером фестиваля «Джаз Коктебель»)?
— Я предпочитаю играть при всех равных прочих условиях на закрытых площадках: там легче создать звук и атмосферу, которые мне нужны. Потому что атмосфера праздника на открытом воздухе не всегда соответствует тому, что мы хотим сделать. Мы подумали и решили, что на то, что мы играем сейчас, очень интересно будет посмотреть и узнать, как будет слушаться. Это экстрим.
— Как Вы относитесь к Волошину, жившему и похороненному в Коктебеле?
— А как я могу относиться к Волошину, кроме как с чувством глубочайшего почтения.
— Вы долгое время не решались водить автомобиль, но в 90-х все-таки сели за руль. Автомобиль влияет на ваше творчество?
— До 1991 года я просто был уверен, что в двигателе внутреннего сгорания сидит черт. Потом батюшка меня переубедил. До машины я был худой (смеется и показывает на свой живот). Я абсолютно не изменился творчески после того, как пересел на авто. Боюсь то, на чем я попадаю в студию или на концерт никак не влияет на содержание моих песен. Мне машина нужна для того, чтобы немного послушать музыку. Ею может быть все, что угодно – назовите все, что угодно, кроме шансона, и не ошибетесь. Я слушаю то, что не успеваю послушать дома. Могу сказать, что какая-то музыка больше соответствует езде, какая-то – меньше. Под какую-то так гнать, что все время останавливают гаишники.
— Свое творчество ассоциируете с каким авто?
— Это хождение пешком по маршруту, по которому ездить невозможно.
— Ваша знаменитая фраза «Рок-н-рол мертв, а я еще нет» могла бы возникнуть сейчас, а не годы назад?
— С какого ляда она могла бы возникнуть, если рок-н-ролл мертв столько десятков лет, что про него уже не вспомнить?! Рок-н-ролл умер, по словам, когда Элвиса Пресли взяли в армию, по-моему, это был 1958 или 1959 год. А после, если верить газете английских коммунистов «Morning Star», была поп-музыка – «Битлз», «Роллинг Стоунз» и все остальные. На самом деле, рок-н-ролл исчез в конце 50-х – то, что было дальше, уже не рок – совсем иное. Мне безразлично, как называется это сейчас.
Кстати, все хорошее, что я слышу – как правило, идет с Украины. Состояние рока в России – будто мы забиваем гвозди: бум-бум-бум. В Украине люди занимаются роком с большим чувством и шармом, даже когда не все получается. Думаю, у них выше требования к себе.
— Как вам нынешний джаз, он меняется в лучшую сторону?
— Джаз умер в середине 60-х годов, когда Майлз начал играть электрическую музыку. Если джаз живой, то и рок-н-ролл тоже (скептически улыбается). И это не мое мнение, а всех людей, которые занимаются этой музыкой: джаз перестал существовать в 60-ых, потому что жизнь изменилась. Все. Для него уже не было места. Появились все новые и новые штуки, которые перестали быть джазом. Если мы говорим о нем, как о музыкальной форме, использующей те или иные элементы или приемы, тогда, естественно, до сих пор существует масса хороших музыкантов.
Тоже и с блюзом. То, что сейчас называется блюзом… Мы далеко от Миссисипи. Английский блюз таковым назвать нельзя. И никто не пытается говорить, что это так. Форма-то есть, а содержания прежнего нет – стиль жизни другой. Каждая музыка рождается для какой-то жизни, для какого-то образа жизни, для людей, которые живут этой жизнью полноценно. И то, что игралось на крылечке в 1912 году на трех струнах – это был блюз. И люди, исполнявшие его, не знали, что они исполняют блюз. Это было счастье.
Из всего сказанного получается, что умер скорее не рок-н-ролл или блюз, а тот образ жизни.
— Чтобы вы делали, если в вашей жизни не было рока?
— Слушал бы то, что было бы вместо него. И очень сильно оттягивался бы.
— Что за новый альбом «Архангельск»?
— За несколько дней мне удалось добить обложку и отправить ее в печать. Как говорят посторонние и незаинтересованные наблюдатели ООН, это самый крепкий альбом «Аквариума» за всю историю существования группы. Я не возьмусь анализировать то, что мы сами сделали. Он столько крови моей выпил, что я негодую. Все, что происходило в моей жизни за последний год, связано с «Архангельском».
— Когда Вы впервые начали писать стихи и что Вас к этому подтолкнуло?
— Могу сказать точно – в первом классе. На дворе – политическая оттепель, полгода все было можно: по телевизору передавали концерт из Мариинского театра, на сцену вышло много бардов. Пожалуй, там не было Высоцкого, но были все остальные. Я так просветился происходящим, что я немедленно сел и написал первое стихотворение. И понял, что я тоже могу, с тех пор пошло-поехало. Учитывая, что я жил, постоянно окруженный музыкой – она у меня из ушей лилась, все это должно было в какой-то момент произойти. Как только я научился ставить на гитаре пальцы, чтобы сыграть два аккорда – тогда все и началось.
В России рождается огромное количество людей с умом и талантом, потому что они здесь нужны. Таким людям необходимо быть востребованными. Какая трагедия, когда человек с умом и талантом никому не нужен… Это ужасно! В России такие люди очень востребованы: как говорится, врач нужен на фронте.
— Что для вас деньги?
— Концентрированная форма того, о чем мы договорились, что это будет символизировать энергию. Деньги сами по себе – не сила, они становятся таковыми силой нашей мысли, которая бумажкам придает силой. Если мы перестанем думать, что это сила – они перестанут быть силой.
— Если бы у Вас была возможность снова стать 20-летним, изменили бы жизнь?
— Я нашел бы в году 75 очень профессионального аранжировщика. Потому что мы в своих записях допустили очень много просчетов. Сделал бы все получше. Это касается всех альбомов, включая «Архангельск».
— Как вы относитесь к вниманию публики?
— Насколько мне известна психология человека, каждый относится к вниманию в свою сторону очень положительно. Это важно для всего. Когда на человека обращают внимание, он с большим увлечением занимается своим делом. У него получается больше и лучше. Поэтому самые лучшие артисты в самые лучшие периоды своей жизни похожи на молодых богов – их обожают абсолютно все. Они это чувствуют – и летят. А мы слушаем, как они летят, и летим сами.
— Вы следите за политическими процессами на Украине?
— (С иронией) Каждый день я слежу с утра до ночи. Я, к сожалению, знаю не всех, кто сидит в тюрьме. О многих слышал, но еще не про всех.
— Вы фактически создали Виктора Цоя. Какую бы музыку он, если был бы жив, играл сейчас?
— Лучше провести спиритический сеанс. Я за Витьку отвечать боюсь: он, гений, человек непредсказуемый.
— Многие считают, что человек жив, пока у него есть цель. Вы свою лучшую песню написали или все еще впереди?
— Вы намекаете, не пора ли мне?.. У нас столько всего лежит, с чем нужно работать. Мне бы взять отпуск на два года и для начала привести в порядок весь песенный материал, лежащий в запасниках. Это прежде, чем думать о том, что бы новое сделать.
— Ваша дочка – актриса Алиса Гребенщикова – очень часто появлялась на экранах. Сейчас ее не видно. Как складывается ее карьера?
— Все хорошо. Не знаю, правда, в каких проектах она сейчас занята. Я ведь телевизор не смотрю. Поэтому для меня это ничего не значит. Хотя она востребована больше, чем я.
При этом я не имею права оценивать то, чем она занимается. Если она счастлива, то, значит, все получилось. Если обращается за помощью – помогаю. Она меня влияет тем, что существует, и я ее люблю.
Мы живем в разных городах и встречаемся очень редко. Она всегда занята, я всегда занят – если мы раз в год встречаемся, то уже хорошо. На Новый год она – в Москве, я – у себя.
— В следующем году «Аквариум» будет отмечать 40-летие творческой жизни. Что-то новое планируется?
— Планируется. Пока сами не знаем что. Но думаю, мы сделаем что-то масштабное.
1stolica
