С пушкинской эпохой ассоциируется кондитерская Вольфа и Беранже, а все, кого интересует Серебряный век, знают о кабаре «Бродячая собака».
В этом почетном ряду достойное место занимает безымянная кофейня, открывшаяся 1 сентября 1964 года в доме на углу Невского и Владимирского проспектов, известная ныне под именем "Сайгон".
Черный кофе в СССР долгое время был напитком аристократическим. Это был не чай, который разливали из гигантских самоваров, параллельно доливая в них воду из ведра. Напротив, очень долгое время кофе варили в маленьких кофейниках, а потому и подавали его в ресторанах и редких кафе, где стоил он весьма недешево (вспомним, как отважный Шарапов в «Место встречи изменить нельзя» пьет в ресторане маленькую чашечку кофе на выданные сто рублей). Но в начале 60-х годов в «Городе трех революций» произошла четвертая революция — кофейная. В Ленинград появились кофе-машины, которые и превратили кофе в напиток для всех.
В 1964 году пять венгерских эспрессо-машин «Омния Люкс» въехали в помещение бывшего табачного магазина на первом этаже дома по адресу Невский проспект, 49. Поскольку названия новоиспеченному кафе не полагалось (его заменял номер), ленинградцы принялись придумывать название сами. Сперва кафе звали «Подмосковье», так как находилось оно под рестораном «Москва». Потом, когда один из завсегдатаев кафе, художник Евгений Михнов расписал стены большими петухами «в народном духе», кафе стали звать «Петушки». И наконец, через некоторое время возник окончательный вариант названия, успешно вытеснивший все остальные — "Сайгон". Название столицы Южного Вьетнама в те годы было у всех на слуху, но кто первым произнес это имя — неизвестно. Есть легенда, что автором названия стали не завсегдатаи кафе, а милиционер, громогласно объявивший: «Что вы тут курите? Безобразие! Какой-то Сайгон устроили». Так или иначе, но название прижилось и даже вошло в историю.
Новое кафе стало популярным у жителей города, а вскоре его превратили в свой клуб многочисленные деятели советского андеграунда. Сперва это были поэты и художники, к которым позднее присоединились и многочисленные рок-музыканты (благо до «Рок-Клуба», располагавшегося на соседней улице Рубинштейна, было рукой подать). Так что среди неформалов о старом знакомом вполне могли сказать: «Мы с ним на одном подоконнике в Сайгоне сидели».
Можно увидеть меня быстро идущим проспектом
Рот мой брезгливо надут в глазах социальная грусть
Я направляюсь в кафе похмельным синдромом объятый
Стоя как лошадь в углу кофе с приятелем пить
Евгений Вензель
В начале 80х одну мою приятельницу понесло под Сайгон. А её родители — творческая интеллигенция, знакомства, соответственно, достаточно разнообразные. И вот в процессе выяснения того, что, собственно, с чадом происходит, обратились они к Н. Васину. Видимо, как к эксперту по всяким неординарным проявлениям. Коля озабоченных родителей выслушал, уточняющие вопросы задал о внешнем виде и базовых установках доченьки, а потом и говорит.
-Ну, она у вас хиппи. Ничего страшного. Богоискательство, наркотики, свободная любовь…
ki2ty
(9 мая 1988г)
О том, что представлял из себя Сайгон, пусть расскажут его завсегдатаи:
Дмитрий Шагин, художник, член арт-группы «Митьки»: «У самого входа был небольшой барчик с коньячком и столики со стульями. Место это было элитное и напоминало подпольный книжный магазин. Там-то и собиралась солидная публика — поэты. Я сразу проходил дальше, где была молодежь, серые круглые стойки, широкие подоконники и пластинки „из-под полы“. Люди были с хайратниками, с холщовыми сумками с Демисом Руссосом и почти все — с флейтами. Стояли в очереди к Стелле, она лучше всех заваривала кофе. Здесь публика была очень разношерстная: хиппи стреляли на кофе — »аскали на прайс". В 80-х рядом обосновался рок-клуб — и в «Сайгоне» появились панки в своих забавных прикидах. Периодически были и драки — панков с гопниками. В одну из переделок «Сайгона» в конце зала появилось зеркало во всю стену. Все заговорили, что за этим зеркалом сидят кагэбэшники: всех снимают и все записывают"
Борис Гребенщиков, рок-музыкант, лидер группы «Аквариум»: «Сайгон был разным в разное время суток. Отчетливое утро — либо случайные посетители, либо такие люди, как я — с дикого похмелья, но никогда не похмеляющиеся, заходили просто кофе выпить. Это был один Сайгон, он еще был прибран, тихое место, можно было встретить знакомого.
Сайгон после 12. С середины 70-х годов он заполнялся книжными спекулянтами, которые скромно завтракали, по моим подсчетам, на треху, съедая два бутерброда с красной икрой, еще с чем-нибудь, пирожное добавляли, запивали чашкой кофе или даже брали еще стакан сока. Они делали перерыв между 12 и часом, а потом снова уходили стоять около Старой книги.
Потом воленс-ноленс Сайгон наполнялся мимоидущей публикой, которая там, натурально, пила кофе, часов до четырех. Потом был санитарный перерыв. Самый бедлам начинался после пяти, когда на фоне обыденной и случайной публики появлялись так называемые завсегдатаи. Фактически там было две толпы — пришлых и местных. Причем местные считали, что, употребляя здесь кофе каждый день, они имеют право получить его без очереди, и хотели это право использовать, чем, естественно, вызывали возмущение у публики. Возникали небольшие перебранки, которые кончались ничем».
Сайгон пережил несколько периодов. До середины 70-х годов наиболее значимой для заведения была компания поэтов, познакомившихся в литературном клубе Дерзание при Дворце пионеров. Это были Евгений Вензель, Виктор Топоров и ставший позже теаральным режиссером Николая Беляк. К ним примыкали ученики этих трех сайгонских гуру — Геннадий Григорьев, Николай Голь, Лев Лурье, Елена Здравомыслова. Кроме этого, в Сайгоне постоянно бывал бет пуар тогдашнего литературного Лениграда — покоритель женских сердец Виктор Ширали, из Царского Села приезжал Борис Куприянов, постоянно присутствовал в Сайгоне Петр Брандт. Все они, кроме Виктора Топорова, который вскоре стал профессиональным переводчиком, не печатались.
Сайгон заменял неофициальным поэтам, поздним петербуржцам, как их позже назвал Топоров, и ресторан ЦДЛ, и концертную площадку. Здесь стихи читались, обсуждались, им выносился честный приговор.
источник
Советская власть обитателей Сайгона не жаловала. Как говорил в интервью начальник ленинградского угрозыска: «Сайгон» (кафе от ресторана «Москва») сейчас стал центром притяжения наших доморощенных «хиппи», панков и прочей плесени". Как вспоминал рок-музыкант Олег Гаркуша (лидер рок-группы «Аукцион»), милиционеры «всегда находились около „Сайгона“, чтобы забирать тех, кто „не соответствовал“.
Гребень на голове, остроносые ботинки, обрезанный галстук, черные очки — все это считалось неопрятным. Особенно старался оперотряд, набранный из комсомольцев и студентов. Бывало, что меня для выяснения личности забирали по три раза в день». Однако, закрывать Сайгон власти тоже не спешили, резонно предполагая, что пусть лучше все «антисоветчики» собираются в одном месте. Так что погиб Сайгон практически одновременно с СССР (так же, как и большая часть советского андеграунда). В 1989 году кафе сменил магазин итальянской сантехники и все попытки возродить Сайгон заново окончились ничем (точнее сказать, мемориальной доской, которая висит сейчас в баре гостиницы Radisson SAS Royal hotel). Что же осталось от Сайгона? Не так уж и мало — память, легенда и много-много песен, сочиненных его завсегдатаями.
Zachaem
----------------------------------------------------------------
Теперь это ресторан при гостинице. Вход закрыт, зайти внутрь можно только через отель...