Еженедельник светской хроники "Бульвар Гордона" №8(96) 22 февраля 2007 г.
— Когда-то я спрашивал вас о дружбе с Цоем, и вы сказали: "Выпито было много". Много, Борис Борисович, это сколько?
— Ну, если за среднюю ночь мы приходовали ящик вина... Причем, когда скидывались человек пять-шесть, совместных денег хватало на ящик болгарского... Маленький такой — в нем было 10 или 12 бутылок.
— Так, значит, пять-шесть человек все это выпивали?
— Плюс для начала пару бутылок портвейна. Средняя такая диета — не скажу, что это много...
— Вы что-нибудь сочиняли с Цоем под кайфом?
— Думали написать вместе песню, и один раз поутру даже пытались, но нет! В этом состоянии как раз хорошо разговаривать: сравнивать эстетические и прочие точки зрения, обсуждать какие-то животрепещущие темы, — а вот писать неинтересно и, по-моему, невозможно. Более того, соавторства у меня ни разу в жизни ни с кем не получилось. Для меня песня — вещь очень внутренняя, ее, как растение, нужно посадить, долго ждать, пока она прорастет, зацветет, обретет форму...
БГ: "Мне моя борода очень нравится, к тому же дает какую-то работу рукам. Могу поглаживать ее и выглядеть при этом интеллигентным человеком".
— В чем, на ваш взгляд, феномен Цоя? В том, что он погиб молодым?
— Ну нет, когда Витька был еще жив (Господи, прости!), он уже стоял на самой вершине русского эстрадного Олимпа. Особенно после фильма "Асса". Группа "Кино" играла на стадионах, давала по нескольку концертов в одном городе... Цой, повторяю, был на вершине и, если бы не умер, там бы и оставался.
— Чем, интересно, для вас стала "Асса"? Все-таки именно после этой картины к вам пришла всесоюзная слава...
— Фильм "Асса" ценен для меня единственным — тем, что мы крепко подружились с Сережей Соловьевым, а к самой ленте у меня ни претензий нет, ни пристрастий — вообще ничего.
— Вы хоть ее смотрели?
— Один раз, при монтаже, и даже не уверен, что видел именно ту версию, которая вышла чуть погодя на экраны. Фильм, честно говоря, был мне неинтересен. Безусловно, я очень люблю Сережу, однако...
— Но хоть сценарий перед тем, как сниматься, читали?
— По-моему, просмотрел, но он был настолько далек от действительности... Мой вклад в "Ассу" состоит в том, что я познакомил Соловьева с Сережей Африкой — вдвоем они уже этот суп заварили... (Пауза). Нет, сценарий я — точно вспомнил! — читал, потому что по ходу cъемок он переделывался.
Поначалу он очень мне не понравился, потому что держался на: "Здравствуй, мальчик Бананан"... Для меня это была пошлятина, высший, абсолютный совок, но, к счастью, Соловьев очень быстро переориентировался на Африку, а тот может запудрить мозги кому угодно.
— Последующие картины Соловьева вам тоже по душе не пришлись?
— Нет, почему — я с удовольствием сотрудничал с ним еще в двух. Участвовать в третьей уже не слишком хотел, но он меня упросил. Работать с ним — одно удовольствие: во-первых, очень хороший и умный человек, во-вторых, профессионал высочайшего класса, поэтому я знаю: что бы Сережа ни сделал, так или иначе...
— ...планка не опустится...
— ...и мои песни окажутся в хороших руках. Я отвечаю за то, что пишу и пою, и греет мысль, что это не попадет в плохой фильм.
— Боря, а кто придумал аббревиатуру БГ — вы сами?
— Нет, я физически не мог эту фишку придумать, потому что ничего о себе не сочиняю, — постарался кто-то из пишущей братии. Это общественный термин, который мне не принадлежит.
— Хм, а я, честно сказать, был уверен: это составная пиара, вами же и запущенного...
— Вы знаете, впервые сочетание букв БГ пошло гулять по миру, когда даже слова "пиар" еще не было — никто этим не занимался.
— Говорят, однако, что Борис Гребенщиков просто морочит всем голову...
— ...да, дайте мне голову, и я с удовольствием ее заморочу!..
— ...что он сам создает о себе легенды, что ходить на его концерты — это, помимо всего прочего, еще и мода...
— Опять?
— Да, хотя, по-моему, "Аквариум" никогда из моды не выходил. Общеизвестно: в бывшем Советском Союзе и тех странах, где есть выходцы из СССР, существует огромный круг людей, которые беззаветно вас любят и, когда бы вы ни приехали, всегда собираются. Это так?
— Ну, если устроители концерта не задирают бессовестно цены на билеты, зал, как правило, полон. Значит, наша музыка нужна — за это я могу поручиться, а все остальное... Я что-то не помню, чтобы легенды про себя распускал, хотя все может быть, не отрицаю... Со стороны, как говорится, виднее.
— Когда вы пели друг для друга в питерских подвалах и коммуналках, когда только начали выходить на полупрофессиональную сцену, большой проблемой для вас, думаю, были финансы, точнее — полное их отсутствие. Не хватало, видимо, не то что на инструменты — даже на бутылку портвейна. Потом начался хозрасчет, период замечательной кооперации, когда деньги можно было грести, как говорится, лопатой, когда за концерт зарабатывали и по 10, и по 20, и по 30 тысяч еще советских рублей. Вы не почувствовали в себе кардинальных перемен? Не снесло крышу, не исчезли творческий накал и кураж?
— Как ни странно, я хорошо помню осень 1986 года, когда нам впервые дали тарификацию — то есть государство официально согласилось платить за концерт, по-моему, то ли четыре рубля восемьдесят копеек, то ли рублей шесть... С 86-го приблизительно по 2000 год группа существовала от концерта к концерту, и я не припоминаю, чтобы у кого-нибудь из музыкантов, включая меня, водились лишние деньги. Только с приходом моего хорошего друга Максима Ланде, который стал нашим директором шесть лет назад, у нас появились, наконец, средства на то, чтобы заниматься звукозаписью в удовольствие, а не какими-то урывками.
— Ну хорошо, вот вам платили по пять-шесть рублей за концерт и вдруг в один прекрасный день принесли тысячу или две. Вы помните свои ощущения?
— Тысячу или две? Этого не было. Да, в конце 80-х мы играли на стадионах, иногда даже в день по два концерта давали, но я не припоминаю, чтобы при этом какие-то суперденьги у нас не водились. Платили, боюсь, нам не так много.
Статья полностью находится здесь:
Bulvar
