В 1983 году Сергей Соловьев набрал режиссерский курс во ВГИКе. Экспериментальный. Все ребята из Казахстана. Предполагалось, что занятия будут посещать студенты и с других факультетов — художественного, операторского. С тем, чтобы через" пять лет на «Казахфильм» вернулась компания единомышленников, готовых сразу же приступить к созданию фильмов,— словом, уже сформировавшаяся группа, вроде той, что постоянно сотрудничает с Никитой Михалковым. Что из этого получилось?
Слева направо - сидят в 1-м ряду: Ардак Амиркулов, Мурат Альпиев, Сергей Соловьев (рук. мастерской), Андрей Юренев (режиссерское мастерство), Абай Карпыков. Во 2-м ряду: Асан Куяте, Рашид Нугманов, Томаш Тот, Ажар Аяпова. Стоят: Серик Апрымов, Мурат Мусин, Сабит Курманбеков, Амир Каракулов. Осень 1984
Попытаемся создать групповой портрет мастерской. Вот они все перед моим «мысленным взором». Серик Апрымов, мягкий, улыбчивый, вечно рассказывает тихим голосом такие истории; что все умирают со смеху, автор уже знаменитой короткометражки «Двое ехали на мотоцикле». Ардак Амиркулов, важный, серьезный, ужасно любит поговорить о «фотографической природе «ино». Мурат Альпиев, снял забавную картину о юных поклонниках битлов. Рашид Нугманов — автор «Йа-ххи», которого обожают все эти странные молодые люди с зелеными волосами. И, наконец, Абай Карпыков, элегантный молодой человек, от которого ничего толком не добьешься—на все мои просьбы «рассказать что-нибудь о мастерской» отвечает неизменным анекдотом. Никого не забыла? Ах, да, еще один «птенец»—Талгат Теменов, который, правда, учился у Соловьева не во ВГИКе, а на Высших режиссерских курсах и поставил фильм «Торо», этакий простачок из сказки с хитрым прищуром глаз (очень уверенный в себе простачок).
Если попытаться представить себе этот групповой портрет, запечатленный на фото, то все на нем будут смотреть, в разные стороны: настолько они непохожие. Ну что общего, скажем, между неторопливой зарисовкой Апрымов* «Двое ехали на мотоцикле» с ее лукавым простодушием и «Йа-ххой» Рашида Нугманова, своеобразным манифестом рокеров, где в, каждом кадре видно блестящее, отточенное, холодное мастерство? Словом, образ мастерской никак у меня в голове не складывается. Но, может быть, это и хорошо.
Месяц встречалась с соловьевцами. И сейчас, если цитировать всех по отдельности, тоже получится нечто странное: как будто учились они в разное время и у разных мастеров. Конечно, имя Соловьева все время упоминалось, но в столь различных контекстах, что возникал образ разноречивого, многоликого и неожиданного человека. Неужели один и тот же педагог может долго и серьезно говорить о «фактурах» и «концепции художественного», а потом устраивать безумные хэппенинги? Наверное, и так бывает. А скорее всего —каждый ученик запомнил то, что всего ему ближе: кто-то теоретические дебаты и постулаты, кто-то атмосферу первых этюдов с их радостью самоузнавания: неужели и я могу?
Одну такую историю «самоузнавания» мне Серик Апрымов рассказал. Как-то получил он задание для этюда: сцену из «Преступления и наказания». Ужас, говорит, что было. Еле до конца досидели. (А принцип у Соловьева такой — как бы скучно и тоскливо, как бы бесталанно ни получалось, нужно уважать студента, смотреть до конца молча). Ну, досидели до конца, потом мастер говорит: «Ну, какие будут мнения?» Тут кто-то встал и расхоже сострил: «Я это преступление посмотрел, как наказание». А Соловьев: «Серик, то, что ты сделал, мог бы сделать не вполне здоровый Ален Рене...» Вот так.
Правда, потом Серик все понял и уже не пытался делать вещи, ему не свойственные. Уже на , следующем этюде—студент страшно испугался и второй этюд «выдал» буквально на другой день — все аплодировали. Серик выдал что-то такое «сюрреалистическое». (Они тогда, если верить Серику, все были помешаны на «сюрре»). Одним словом, тот самый злополучный этюд по Достоевскому дал всем понять, что не нужно заниматься не своим делом. Не ставить, например, классику, если не имеешь к тому призвания.
Полезный урок, по-моему. Мне кажется, у молодого кино есть один существенный недостаток: очень уж ему хочется выглядеть значительнее, чем оно есть на самом деле. Вот откуда эти медленные проезды-проходы, эти взгляды многозначительные, эти долгие-долгие скольжения камеры по тщательно выстроенным натюрмортам.
...Удивил Абай Карпыков. Судя по характеру, веселое у него должно быть кино, но ничего подобного—никогда бы не смогла соединить в своем воображении аскетизм его фильма «Ясновидец Мажикен» с образом автора: вот уж кто неподражаем, когда хохмит. Впрочем, было бы странно, если б каждый мог определиться сразу; в молодости сам не знаешь, что ты за человек. Бывают и парадоксы: остроумцы пишут мрачную заумь, зануды неожиданно блещут остроумием на бумаге.
И все же ребята, пожалуй, очень похожи на свои фильмы.
Намаявшись с классикой, Серик снял свой первый курсовой фильм — «Двое ехали На мотоцикле», который отмечен уже призом IV Всесоюзного семинара молодых кинематографистов и призом жюри XXI Всесоюзного кинофестиваля в Баку. Помню, на семинаре молодых один режиссер заметил, что фильм о двух сборщиках шерсти, странный, снятый почти в документальной манере, можно продолжать без конца, а можно остановить в любом месте, от этого он ничего не потеряет и не обретет. Замечание, наверное, в чем-то справедливо. Хотя размытость, бесконечность, некоторая абсурдность жизни, которая предстает в короткометражке Апрымова, мне как раз по вкусу: есть в фильме очень ценное качество — подлинность.
Иногда смотришь очень хорошую, остроумную комедию, покатываешься над блестящими диалогами и все же... Чувствуешь, как тобой управляют, как все тщательно выверено, дозировано, сделано. А потом выходишь на улицу, все еще смеясь, и вдруг видишь обычную сценку: ну, скажем, двое подвыпивших выясняют отношения. И это так по-настоящему смешно, хотя сцену эту никто не срежиссировал специально. Бел Кауфман как-то заметила: остроумный человек как бы притягивает смешное: стоит ему выйти на улицу, наведаться в ближайший магазин, у него, уж готов рассказ. У Серика именно такой юмор - не отработанный долгими упражнениями в остроумии; он тот самый остроумец, кто из обыденного делает забавное, нежно-ироничное. Но с привкусом едва заметной растворяющейся горечи. Может, мы все-таки не все такие мудрые и эпичные, не все говорим афоризмами, а старики наши не всегда вещают в стиле «Слов назидания» казахского классика Абая? И можно на нас посмотреть через призму нежной усмешки Серика. (Это я о «национальном характере», про который часто вспоминают критики молодого кино).
Самым что ни на есть «национальным» у нас считается Талгат Теменов. Талгат, так хорошо знающий народную жизнь, приехавший из глубинки. Его короткометражка «Торо», где рассказывается трогательный эпизод «спортивной» жизни ребят из казахского аула, уже успела завоевать многочисленные призы на разнообразных молодежных фестивалях. Лента имеет удивительную особенность — критики видят, разумеется, ее недостатки, и все же подпадают под ее обаяние.
Интересно, в чем оно кроется? Можно написать расхожее: в поэзии народной жизни или — в умении создать особую поэтическую атмосферу. Много чего можно написать. И, как ни странно, все это будет правдой. Но опять-таки правдой, ничего не объясняющей. Так-то оно так, но вот секрета все же не открывает—откуда это ощущение обаяния, юношеской чистоты, радости? Видимо, и здесь все зависит от авторского взгляда, вот так смотрит Талгат — наивно, радостно, по-детски. «Торо» странным образом помещается между далеким ему по материалу сюжетом (сценарий Н. Кожушаной написан по мотивам рассказа грузинского писателя) и абсолютно органичной фактурой, аурой, атмосферой. «Злобный отчим» и «трогательный ребенок» почерпнуты из иных мифологий, а вот взгляды, игры детей, оливковый цвет кадра, поэтика — ну прямо-таки в точку. Наше, родное.
Рашид Нугманов. Наше знакомство Началось заочно. Вначале в Ленинграде, где рокеры, неистовствуя по поводу уголовного сюжета «Взломщика», кричали: мы не крали синтезаторов! Наши родители не алкоголики! Я подошла к одному из них, с высоко взбитой прической и этак высокомерно начала поучать: мол, вы не понимаете, сюжет тут ни при чем, вы тоже ни при чем, главное — гениальная режиссура, главное — то, что между сюжетом, и т. д., и т. п. А он мне в ответ: «А вы «Йа-хху» видели?»...
Посмотрела фильм. Да, все восторги и шлейф слухов оправданны. Талантливое кино. Без всяких там скидок на дебют и прочее. И эти мальчики, что вопили тогда в ленинградском кинотеатре «Аврора», могут гордиться — их «тусовки» в фильме «Йа-хха» запечатлены рукой мастеровитой, уверенной, точной.
Если рок — это стиль жизни (Рашид выражается еще хлеще: рок — судьба), то «Йа-хха» — его пластика. Как говорят, смеются, жуют, как обмениваются репликами, идут по улице — все эти мелочи имеют свою, неподражаемую манеру. И главное — как поют. Сначала Кинчев. С его убийственной горечью: «Мое поколение смотрит вниз, мое поколение боится дня...», потом Цой, непроницаемый, завораживающий. Между ними двумя как будто и заключено пространство «Йа-ххи», заключено в этих бесконечных, пленительных переходах-переливах — где-то голос слышится, где-то ветер свистит, потом тихая пауза — камера смотрит во двор, потом вдруг взрывается неистовство концерта... Потом, потом... Невозможно пересказать этот перетекающий, неуловимый, почти физически ощутимый мир. Мир, где фактура бесится, ласкает, успокаивает, будоражит...
Что еще не сказано? Фильм Мурата Альпиева «Неистовый Крейсберг» «съездил» на фестиваль в Оберхаузен и был показан по Центральному телевидению, Талгат Теменов снимает на «Мосфильме». Заканчивает первый Полнометражный фильм Рашид Нугманов по своему сценарию. Запускается с новым фильмом Серик Апрымов. Идет подготовительный период картины «Гибель Отрара» — ее постановку доверили Ардаку Амир-кулову (сценарий Алексея Германа и Светланы Кармалиты). Одним словом, все в порядке.
Может быть, лет эдак через двадцать я соберу их всех, седовласых уже мэтров, и щелкну затвором фотоаппарата: «коллективный портрет». Интересно, куда будут направлены их взоры?
Алма-Ата
